3. Принципы престолонаследия
За исключением отмеченного своеобразия института главы
государства Андорры и выборной пожизненной теократической монархии Ватикана,
все иные европейские монархии наследственные. В конституциях Лихтенштейна (ст.
2), Монако (ст. 2), Норвегии (ст. 1) это составляет часть исходного определения
государственного строя, хотя в последней не является абсолютным условием.
Престолонаследие во всех без исключения наследственных монархиях основано на
династическом начале. Конституции монархических государств содержат поэтому,
как правило, достаточно подробные и юридически специальные правоположения (или
даже целые разделы), посвященные определению династии и принципов
престолонаследия.
Конституирование принципов престолонаследия - не только
объяснимо важный элемент монархии*(94). В конституционной позиции по этому
вопросу - один из ключевых моментов в понимании сущности современной монархии в
целом и ее отношения к "монархическому принципу", а также одно из
показательных свойств парламентской монархии. За исключением Конституции
Норвегии (см. разд. "B"), где династия не персонифицирована,
остальные, как правило, утверждают право наследия престола строго за
определенными династиями и даже ветвями династий: в Бельгии - за
саксен-кобургской, начиная с Леопольда I (ст. 85), в Великобритании - за ганноверской/виндзорской,
начиная с Вильгельма и Марии (Act of Settlement, 1701), в Дании - за ветвью
шлезвиг-гольштейнской, начиная с потомков Христиана Х (Закон о
престолонаследии, ст. 1), в Испании - за ветвью дома Бурбонов с короля
Хуана-Карлоса I (ст. 57.1). В большинстве случаев династия была как бы
конституционно первоопределена заново и с подразумеваемым разрывом всей
исторической линии династий и принятых в них принципов престолонаследия, а сами
эти изменения осознанно были сопряжены с принятием конституционных актов,
закладывавших основы новых монархий (в Бельгии - первой Конституции 1831 г., в
Дании - Конституции 1915 г. и т.п.).
Таким образом, в важнейшем вопросе своей преемственности
монархии были связаны с той или иной формой конституционного соглашения с
нацией или условной выборностью.
Напротив, конституционные акты так называемых малых
государств Европы однозначно устранялись от вторжения общегосударственным
законом в принципы престолонаследия, объявляя их подчиненными собственным
"законам правящего княжеского дома" (Конституция Лихтенштейна, ст. 3)
или исторической традиции рода правителя (Конституция Люксембурга, ст. 3;
Конституция Монако, ст. 10, и др.).
Принципы престолонаследия в новых монархиях в целом
укладываются в рамки известных исторических систем престолонаследия. В Бельгии
(ст. 85 и IX.I. абз. 2) принята салическая система - с переходом престола
только по мужской линии на основе первородства и при безусловном исключении
женщин. В Люксембурге, Лихтенштейне, Монако, Нидерландах сохранена историческая
австрийская система - с наследованием мужчинами по праву старшинства при
возможности перехода престола к женщинам в случае пресечения мужской линии.
Наконец, в крупнейших парламентских монархиях (Великобритании, Дании, Испании,
Норвегии) конституирована кастильская система, основанная на предпочтении
мужчин женщинам только в пределах одной линии. Новейшие поправки в Акт о
престолонаследии Швеции (_ 1)*(95) сформировали там совершенно особую вариацию
системы передачи прав на престол - с уравнением прав мужчин и женщин при
соблюдении принципа первородства, тем самым введя в престолонаследие начало,
характерное, скорее, для современного избирательного права в отношении главы
государства.
Одним из краеугольных начал публично-правовой доктрины всех,
включая монархические, европейских государств и, соответственно,
конституционной позиции с момента формирования современной государственности
стал принцип народного суверенитета. В соотношении с институтом монархии это
нашло выражение в том, что в подавляющем большинстве конституций смена монарха
(то есть реализация престолонаследия) сопряжена с той или иной формой
выраженного и обязательного согласия парламентских институтов. За исключением
Великобритании, не реализуется, в частности, один из кардинальных для подлинного
"монархического принципа" элемент подразумеваемой непрерывности
власти монарха - Le Roi est mort, vive le Roi. До принесения присяги нового
монарха перед представительными институтами престол прямо считается
вакантным*(96) либо такая присяга означает факт вступления на престол*(97). Ни
одна из конституций даже не упоминает ранее столь юридически существенной
процедуры коронации. Во вторую очередь, это сопряжение отражается на самих
принципах престолонаследия. При отсутствии наследников согласно признанной
конституциями системе и линии, царствующий монарх вправе выбрать преемника
только при согласии представительного органа*(98) либо, в случае полного
пресечения династии, представительный орган сам вправе избрать наследника
престола*(99). Под контроль представительных органов полностью поставлен
институт регентства - в случае несовершеннолетия наследника или иных
обстоятельств*(100). В так называемых малых государствах (Лихтенштейн,
Люксембург, Монако) сохранена традиционная самостоятельность монарха в этих
вопросах.